И всякий обыватель, если б мог,
Завлёк её блесной или конфетой.
Хрусталит во/ды август золотой,
и уходить не хочет наводненье.
Кержацкий город славен простотой
Неве/денья, незнания сомненья.
Торговых улиц хитрый коготок
Вонзает в глаз соцветия рекламы.
Шатёр цветной – услужливый лоток,
Сто пятый клон – дацан святого ламы.
Здесь всё – товар, китайский божий дар
От разномастных тканей до булавки.
Носки, перчатки – символ брачных пар,
С портретом Пу ночные камилавки.
Китайский лама всем душевно рад,
Кержацкий говор выучил отменно
Торговый град, почти наукоград,
Ну, или станет оным
непременно.
Если измерить
Если измерить на вес откровенья журналов
московских,
Псковских, сибирских
и тьмутараканских (о, да!),
Тяжести их
позавидуют смертные доски,
В текстах увязнет навек Золотая Орда.
Если измерить на вес
олигархов российских загашник —
Псковских, московских, сибирских
и тьмутараканских (о, да!),
Тяжесть его
пошатнёт Вавилонскую башню,
Столько бабла никогда не имела Орда.
Если измерить на вес
простодушье народных холопов —
Псковских, московских, сибирских
и тьмутараканских (о, да!),
Их простодушие
больше журнального трёпа,
Больше того,
что возьмёт с олигархов Европа,
Больше того,
что когда-то имела Орда!
Карусель
Смешалось всё – трагедия и фарс,
Как некто Ельцин с путчем августовским —
И в перигелий движущийся Марс,
И с обнажённым торсом Хворостовский.
Гуманитарный груз и Красный крест,
Пропавший где-то в дебрях Украины,
И воробьи, поющие окрест,
И Боинга расстрельные руины.
Недаром, брат, мне снилась карусель
И впавший в детство батюшка Егорий.
Мы жить успели, но отсель – досель.
А дальше – карусель фантасмагорий.
Ворона
На высоком тополе горюет ворона —
Скрипичный ключ вороньего стона —
Гнездо, разорённое человеческим клоном:
Любит он, больше жизни,
крушить-ломать.
Ворона ли это?
Безутешная мать!
Плачет ворона, горюет скрипка,
Вечер крадётся
в картофельный город дач.
Человек – не зверь, не птица,
просто ошибка —
То ли дьявола радость,
то ли Божий калач.
Позолоченным запахом канифоли
Продолжается запах горючей боли.
Выгорает что-то неведомое, живое,
Смычок, смазанный канифолью, воет.
Плачет скрипка – ночное чадо,
Плачет, значит, вот так и надо.
В небо стучится
её канифольный плач.
Там,
над картофельным городом дач.
Хорошо сидим
Странное утро туманное.
Через туман прорывается гром —
То ли грозы гремят, то ли манна
Небесная
Перекатывается в нём.
А вот и манна падает сытным дождём.
Ждём-пождём, не дождёмся, когда
Упадёт прямо на стол утренняя еда —
Пирожки со смаком – с пылу-с-жару,
Кофе, сливки.
Вот такая беда!
Ну, что ж, если ударит молния!
Быть пожару!
На всё – божие предписание!
Пожар пожаром,
А завтрак по расписанию.
Мы попали
Узконосые человекообразные —
Виртуалы, попавшие в сеть,
Как вам в этой сети висеть?
Ах, удобно, приятно, классно!
Тролли врут, что в сети опасно.
Мы всеядны, но осторожны,
Соображаем, что нельзя, что можно.
Есть, говорят, Некто Над Сетью,
Но мы не видим его, не знаем.
Некто – это, должно быть, такой добрый Йети,
Что-то среднее между конфетой и раем.
Тролли врут, что это Паук —
Пауков выдумал Интернет.
Тук-тук, отведай, мой друг,
Информационных котлет —
Пища наша!
Вкусней
Ничего
Нет!
Мама
Они говорят – со мною одни проблемы.
Я говорю – проблемы ваши!
Для них – неразрешимая дилемма:
Лапша на уши или поварёшка каши?
Они выбирают лапшу.
А я стряхну их сырые спагетти
И снова Правду пишу.
Они раскинут магнитные сети,
А я, мама, их сокрушу.
Они говорят – ах, как здесь хорошо —
Лужок зелёный, берёзы, осины.
А сами глазами погибельными
Тянут во хлябь трясины.
Отведи от меня доброжелателей,
жару, мошкару,
Оценщиков тряпья и хлама,
Дарителей дармового спама,
Холоднокровных железных гуру,
Всех отведи от меня, мама!
Из твоего далёкого высокого
Золотого Храма,
Помоги, мама!
Пророчество
Будет жизнь принимать невозвратно крысиные формы,
В низовые пещеры и норы прессуясь тайком.
Разродятся вулканы чудовищем чёрным.
Мы с тобою по берегу моря уйдём босиком.
Мы покинем взъерошенный мир новострасти —
Эту зону шипящих хитиновых тел.
Мы ведь помним, какое оно, настоящее счастье.
Видишь, Ангел за нами уже прилетел.
Хлеба и зрелищ
Знаешь ли ты, о, владелец сердечных отмычек,
Мудрость печальна, опасна и следует в ад —
Истинный разум, он зряч и токсичен!
Хлеба и зрелищ – вот всё, что живые хотят.
Дружно и плотно, привычно шагают на месте,
Там, где вчера ещё памятник чей-то сидел —
Камень не выдержал лжи, равнодушия, лести.
Эти же дружно шагают на месте, на месте —
разум не нужен,
когда коллективно и вместе!
Разум токсичен,
а значит, всегда – не у дел.
Легенды Алтая
ШИПОВНИК – РОЗА МЕТАНОЙЯ*
1.
Памяти брата Николая – ночного велосипедиста
В час сумерек туман восточный мглист,
А в нём, не зная страха и простоя,
Летает призрак – велосипедист.
Бесшумно, ниоткуда возникая,
Летучей мышью, тенью промелькнёт.
Должно быть, у него судьба такая —
Ломать пространство сумрачных тенёт.
Несёт велосипед его крылатый
В зрачок Луны, взорвавшей горизонт.
Так чёток силуэт на горном плато.
Зарницы. Ночь.
Алмазный звёздный зонт.
Хранят вершины тысячи историй,
Здесь Дух с людьми на равных говорит.
Шиповник – роза диких плоскогорий
Благоухает.
Млечный Путь искрит.
__________________________
Роза метанойя* – плетистая крупная роза
2.
Лежала себе в своём ледяном саркофаге
Принцесса У-Кок – золотая тату.
Но вот появились толпою ученые фаги —
Солнечным светом казнить темноту.
Быть беде – говорили, ворчали шаманы.
Быть беде – шелестели июльские травы.
Задрожали скалы, спустились в урман туманы.
Верховный Дух из кубка плеснул отравы.
Сорок скал провалились в подземные схроны,
Воды взбесились, забыли плен берегов.
Зачем чужие руки коснулись короны,
Каменной тайны, хранящей покой веков!
То ли будет ещё – говорят и теперь шаманы.
Быть беде – города украдут людей.
А в горах над рекой
Поплывут, оживут туманы,
Облака, похожие
на белых лебедей.
3.
Где-то в горах на плато У-Кок
Когти точит седой Дракон.
Если синицей взлететь не смог,
Примешь на плечи его Закон.
Всё стерпи да не смотри в глаза —
Сердце неба Дракон украл.
Скоро скалы порвёт гроза —
в мире родится шаман Марал.
Слово его – золотой Закон,
Слава его – небесный хорал.
Был силён да пропал Дракон.
Время правит шаман Марал.
Вечна времени круговерть —
Жизнь бессмертна,
Мгновенна смерть.
Дух Цветения, сотвори
Цвет маральника —
свет зари!
4.
Окраина окраины – Алтай.
Алиса, твой мудрец Шалтай-болтай*
Рассыпался и к нам упал на кручи
Снегами расчленённой ветром тучи.
Зацвёл маральник в день пурги черёмух.
Шалтай-болтай, а ты, мой друг, не промах —
Ты знал о перевалах и паромах,
О том, как зло цветёт в горах сирень,
Спят идолы на древних космодромах.
Шалтай-болтай, берём твои дары!
Смотри – Башкаус прыгает с горы
И серебром кидается летучим.
В пустынных кручах выстрелит цикорий,
Восстанет на утёсах Марьин-корень.
Тропа всё у/же. Вьюжит наверху.
В меху кедровом прячется кедровка.
Синица сообщает: «Здесь-Ал-тай».
А вот и небо, друг Шалтай-болтай!
Здесь жатва Духа и его посев.
Большое небо – общее для всех!
__________________________________________
* Шалтай-болтай – персонаж сказки Льюиса Керрола «Алиса в Зазеркалье»
Караван-сарай-страна
Торговые плодятся супермонстры,
Как слухи про холодный термояд.
И каждый Змей-Горыныч Коза Ностры
Бенгальским светом доллара объят.
И даже там, в районах приболотных,
Где «нариков» съедает брат Кощей,
Друг к другу притулившись зло и плотно,
Торгуют концентратом кислых щей
И пустотою кубиков бульонных,
И всячиною всякой на развес,
Китайских безделушек миллионы
На полках безразмерных и бездонных —
Спаси меня, любимый МЧС!
А, впрочем, пусть играют зазывалы
В азартную игру – а мне-то что!
